![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
yelena_z_11Во-первых, похвалю прогресс. Презирая с виду бесплодных мечтателей, он создаёт им питательную среду (никогда не могла запомнить ударения), сокращает количество неизбежных в прошлом самоубийств. Уже интересно? Приветствую.
Не хочешь стирать пелёнки – держи памперсы; мобильник в Мухосранске? – пожалста; посудомойка, швейная машинка, дрон ту килл ол хьюманс на расстоянии – хелп йорселф, ни в чём не откажет прогресс капризному человечеству, дай только время. Я, человек биологически безвредный, но гадящий окружающим словесно, более всего ценю Фейсбук – возможность высказаться за жизнь без последствий, окромя неизбежных.
Не смерть меня пугает, но бесчестие, причём в основном при жизни; а после смерти – хтозна, тоже не грех подстраховаться. Не смерть меня пугает, а некрасивость её (ея, как сказала бы прабабушка), вот роды бывают разными, но там тебе в первом круге вспоможествуют: поменяют прокладку, отвернутся тактично. Во втором-третьем сложнее, а дальнейшим кругам не бывать.
Пишу и вижу, как нарастают сомнения в моей вменяемости. Да ладно вам – выведите на бумагу, пардон, экран, собственные мысли, тогда потолкуем о проценте вменяемых. Знаю нескольких, один – поэт. Офигеть зрелище: днём врачует психических, ночью пишет стихи. И я бы мог (цитата).
Нет, не могу я врачевать психических. Сама психическая. А поэт этот – герой, из тех, что бессмертны. Даже инициалов не назову – не стану компрометировать. Этот текст – тем, кто сам бы хотел так написать. Вот мой критерий литературы.
О чём хотела... Есть мысли, которые не покидают. Одна такая: повторила бы ты свои слова под пыткой, в голоде, под мостом в бездомности, при смерти?.. Или, Боже сохрани, когда не ты, а дорогой тебе человек под ударом (судьбы́, людей ли – не суть важно). И вот мой ответ, вызревающий годами, а то и десятилетиями:
Вряд ли. Кишка тонка. Но именно поэтому – спешу писать о том, чего бы при смерти, под мостом, и так далее, не написала. «Тогда не слушайте меня, а слушайте сейчас» - моя любимая строка у Быкова.
При смерти, под мостом, и так далее, человек сам не свой; он – судьбинный. Игрушка в рука не познанных нами законов, толкуемых то наугад самозванцами, то беспомощно – мудрецами, ведь тот, кто знает, не говорит (и обратно).
Я не знаю, я говорю, и значит живу ещё. Не страшно жить, не верьте скептикам. Помирать страшно. И даже не так: не страшно помирать – а страшно приближаться к помиранию. А там, глядишь, и ничего не страшно. Сказано же – знающий не говорит.
Помолчать, что ли?
Об игрушках забыла, привинченных к полу. Так у меня мозги настроены, мозги последнего советского выкормыша, что всё меряю пыткой. Большая часть мира живёт не так. Интересом живут; приключением, наслаждением. Ну, что ж, хороший философский текст надо заканчивать на безумной жизнеутверждающей ноте. Например, такое воспоминание: съездила я в подростковое время на квартал Годуванцева в бывшем некогда не самым печальным городе Луганске. Прокололи мне там уши в салоне... красоты, что ли, не помню название. Секретно ездила, дома запрещали уши прокалывать. Одно прокололи, колют второе (несимметрично, ибо нехер тайно прокалывать уши, наверное), и говорит женщина: «Сидит, как Зоя Космодемьянская». Странное, думаю, сравнение для серёжки. А тётка меня имела в виду, что сижу молча. Советское наследство, серёжки, прикрученные бог знает к чему. Литература вкратце.
Не хочешь стирать пелёнки – держи памперсы; мобильник в Мухосранске? – пожалста; посудомойка, швейная машинка, дрон ту килл ол хьюманс на расстоянии – хелп йорселф, ни в чём не откажет прогресс капризному человечеству, дай только время. Я, человек биологически безвредный, но гадящий окружающим словесно, более всего ценю Фейсбук – возможность высказаться за жизнь без последствий, окромя неизбежных.
Не смерть меня пугает, но бесчестие, причём в основном при жизни; а после смерти – хтозна, тоже не грех подстраховаться. Не смерть меня пугает, а некрасивость её (ея, как сказала бы прабабушка), вот роды бывают разными, но там тебе в первом круге вспоможествуют: поменяют прокладку, отвернутся тактично. Во втором-третьем сложнее, а дальнейшим кругам не бывать.
Пишу и вижу, как нарастают сомнения в моей вменяемости. Да ладно вам – выведите на бумагу, пардон, экран, собственные мысли, тогда потолкуем о проценте вменяемых. Знаю нескольких, один – поэт. Офигеть зрелище: днём врачует психических, ночью пишет стихи. И я бы мог (цитата).
Нет, не могу я врачевать психических. Сама психическая. А поэт этот – герой, из тех, что бессмертны. Даже инициалов не назову – не стану компрометировать. Этот текст – тем, кто сам бы хотел так написать. Вот мой критерий литературы.
О чём хотела... Есть мысли, которые не покидают. Одна такая: повторила бы ты свои слова под пыткой, в голоде, под мостом в бездомности, при смерти?.. Или, Боже сохрани, когда не ты, а дорогой тебе человек под ударом (судьбы́, людей ли – не суть важно). И вот мой ответ, вызревающий годами, а то и десятилетиями:
Вряд ли. Кишка тонка. Но именно поэтому – спешу писать о том, чего бы при смерти, под мостом, и так далее, не написала. «Тогда не слушайте меня, а слушайте сейчас» - моя любимая строка у Быкова.
При смерти, под мостом, и так далее, человек сам не свой; он – судьбинный. Игрушка в рука не познанных нами законов, толкуемых то наугад самозванцами, то беспомощно – мудрецами, ведь тот, кто знает, не говорит (и обратно).
Я не знаю, я говорю, и значит живу ещё. Не страшно жить, не верьте скептикам. Помирать страшно. И даже не так: не страшно помирать – а страшно приближаться к помиранию. А там, глядишь, и ничего не страшно. Сказано же – знающий не говорит.
Помолчать, что ли?
Об игрушках забыла, привинченных к полу. Так у меня мозги настроены, мозги последнего советского выкормыша, что всё меряю пыткой. Большая часть мира живёт не так. Интересом живут; приключением, наслаждением. Ну, что ж, хороший философский текст надо заканчивать на безумной жизнеутверждающей ноте. Например, такое воспоминание: съездила я в подростковое время на квартал Годуванцева в бывшем некогда не самым печальным городе Луганске. Прокололи мне там уши в салоне... красоты, что ли, не помню название. Секретно ездила, дома запрещали уши прокалывать. Одно прокололи, колют второе (несимметрично, ибо нехер тайно прокалывать уши, наверное), и говорит женщина: «Сидит, как Зоя Космодемьянская». Странное, думаю, сравнение для серёжки. А тётка меня имела в виду, что сижу молча. Советское наследство, серёжки, прикрученные бог знает к чему. Литература вкратце.
